Ордера МУС на арест Путина: что говорят эксперты?

Надежда Волкова, Украинская юридическая консультативная группа: «Это, пожалуй, первый конкретный шаг, который был сделан с момента начала конфликта еще в 2014 году. Он очень сильный и весомый, но в то же время и довольно решительный».

Астрид Райзингер Корасини, Зальцбургская высшая школа права: «Это решительный шаг – начать с самого верха. Это символический шаг – сосредоточить первое дело вокруг незаконной и криминальной депортации или перемещения детей. Он подчеркивает, что дети являются одной из наиболее уязвимых групп во время вооруженного конфликта, а также подчеркивает «русификацию» Украины как один из мотивов агрессии против Украины. С юридической точки зрения, это сильный шаг. Незаконная депортация или перемещение особы, находящейся под защитой, является серьезным нарушением четвертой Женевской конвенции, участниками которой являются как Россия, так и Украина. Благодаря доказательствам, предоставленным Украиной, общедоступному российскому законодательству и телевизионному интервью, подтверждающему осведомленность Путина, ожидается, что Прокурор построит прочное судебное дело. Что касается косвенных доказательств, то Прокурор не отступает от твердого обоснования: он остается в пределах военных преступлений и не ссылается на преступления против человечества, не говоря уже об обвинениях в геноциде».

Патрик Лабуда, Цюрихский университет: «Это знаковое событие с глобальными последствиями. Невозможно полностью понять, какое влияние оно окажет на международное уголовное право, а также на международные отношения в целом. Это похоже на «Нюрнбергский момент» для МУС».

Джеффри Лугано, Университет Кениатты: «Большинство первых реакций последовали из западных стран. Большинство африканских стран и большая часть Глобального Юга остались равнодушными. Возможно, это связано с близостью разных стран к войне между Россией и Украиной. Африка и остальные страны Глобального Юга находятся далеко от войны, в то время как большинство западных государств, которые географически и культурно близки к Украине, выступали с заявлениями в поддержку шага Офиса Прокурора».

Анжела Мудукути, юристка международного права: «Вся эта ситуация с Украиной показывает, насколько быстро международное сообщество, МУС и государства могут действовать, когда они чувствуют, что вынуждены это делать. Это действительно продемонстрировало потенциал и необходимость рассматривать другие ситуации с таким же упорством, энтузиазмом, распределением ресурсов и преданностью делу привлечения виновных к ответственности».

Марк Керстен, Университет Фрейзер Уэлли: «Это важный и беспрецедентный шаг. Многие люди, как и я, видят в этом шаге символизм, который вызывает большой резонанс. Восточная Европа регулярно подвергалась жестокости со стороны советского и российского правительств на протяжении более чем столетия. Мой собственный прадед был убит советскими властями в Катыни [в апреле-мае 1940 года около 22 000 польских офицеров были расстреляны советской секретной полицией, позже найдены в Катынском лесу]. Я бы никогда не подумал, что польский гражданин и судья Международного уголовного суда [Петр Хофманский, нынешний президент МУС, родом из Польши] выдаст ордер на арест российского лидера по обвинению в военных преступлениях. Это выдающееся и значимое событие. В то же время, для МУС это достаточно существенный риск. Ни у кого не возникает впечатления, что этот ордер каким-то волшебным образом завтра будет выполнен. Когда он баллотировался на должность Прокурора и в начале своей работы, Главный Прокурор Карим Хан неоднократно заявлял, что он сосредоточится на том, чтобы быть «прагматичным» и добиваться результатов. Именно ввиду этого он «снял с приоритетов» расследование преступлений, совершенных США в Афганистане. Он настаивал на том, что не превратит МУС в неправительственную организацию. Однако в случае с ордером на арест Путина, похоже, что он имеет большее значение в экспрессивном смысле, чем в реальном привлечении к ответственности, по крайней мере, на данный момент. Мне очень интересно, что это развитие событий говорит о мышлении Прокурора и процессе принятия его офисом стратегических решений».

Астрид Райзингер Корасини: «Это лишь первый случай, связанный с ситуацией в Украине. Он отражает ту часть конфликта, которая вызвала особые страдания. Ожидаемое второе дело о разрушении гражданской инфраструктуры создаст более широкую картину тяжелого положения украинского населения и российской агрессии в целом, которая уже не впервые откровенно игнорирует нормы международного гуманитарного права».

Патрик Лабуда: «Это свидетельствует о том, что МУС хочет играть активную роль в расследовании этой войны и многочисленных преступлений, совершенных на глазах у общественности. Мы видим достаточно активную позицию Прокурора МУС, которая, несомненно, будет отличаться от медленного темпа других расследований – проведенных как им самим, так и его предшественниками».

Джеффри Лугано: «Значительная часть мира считает Россию агрессором в этом конфликте (исходя из голосований Генеральной Ассамблеи ООН), и обвинения, выдвинутые против российских высокопоставленных чиновников, а не против кого-то из Украины, подтверждают эту позицию».

Марк Керстен: «Мы все еще не до конца понимаем, какое влияние имеет применение международного уголовного права на ход процессов урегулирования конфликтов и мирного урегулирования. Некоторые, как, например, нынешний президент Ассамблеи государств-участников МУС, верно сказал: мы не знаем. Тот, кто говорит иначе, неискренен или наивен. Что привлекает интерес в расследовании МУС, а теперь и в двух ордерах на арест представителей российской власти, это то, что Прокурор, похоже, не колеблется насчет вмешательства в действующую войну. Он погрузился вглубь с первого же дня. Возможно, это связано с объемом поддержки, которую он получил, а также с тем, что государства, заинтересованные в победе Украины в войне, оказывают на него давление, чтобы он действовал, и действовал быстро. Это, без сомнения, усложнит любой мирный процесс, но пока рано говорить о том, как именно, особенно учитывая то, что сейчас нет никаких реальных перспектив для переговоров».

Овисо Овисо, юрист международного права: «Карим Хан официально выступает против множественности усилий по привлечению к ответственности [в Украине]. Я считаю, что этим шагом прокуратура позиционирует себя как основной субъект уголовной ответственности в этой ситуации. Действительно ли это хорошо – это уже совсем другой вопрос».

Мелани О Бриен, Университет Западной Австралии: «Я всегда была скептически настроена, когда люди спрашивали, осуществляется ли геноцид со стороны России против Украины. Но я всегда говорила, что ключевым моментом является насильственное перемещение детей. Если мы рассматриваем обвинения в геноциде, это то, на что мы должны обратить внимание в первую очередь. Поэтому я заинтригована тем, что первые обвинения, которые были объявлены, связаны с этим же поведением, но в рамках военных преступлений. Если вы посмотрите на контекст этого, на количество перемещенных детей, на то, как они это делают, они намеренно, специально говорят, что мы хотим «русифицировать» этих детей. Детей усыновляют в семьи, а потом отправляют на обучение, чтобы «русифицировать» их, настроить на пророссийский лад, заставить их хотеть быть русскими. Это был бы очень, очень хороший аргумент для прокурора, чтобы выдвинуть обвинение в принудительном перемещении детей как геноциде. Я думаю, что в этом контексте можно утверждать о наличии специального геноцидного умысла, а именно намерения уничтожить группу. В данном случае это будет национальная группа, потому что они не хотят, чтобы эти дети были украинцами, а хотят, чтобы они стали русскими во всех отношениях».

Астрид Райзингер Корасини: «Право вето постоянных членов Совета Безопасности, которое позволяет им избегать ответственности в соответствии с главой VII Устава ООН, является основным дисбалансом современного международного права. Если должностное лицо государства-члена «Большой пятерки» может быть индивидуально привлечено к уголовной ответственности, несмотря на эту привилегию, то это большой шаг в отношении привлечения к ответственности».

Патрик Лабуда: «Как и все остальное в международном уголовном праве, можно оценивать это с двух точек зрения: как полуполный или полупустой стакан. Существует весомый аргумент в пользу того, что это огромный разрыв с прошлым. Имперские государства, такие как Россия, обычно пользуются фактическим иммунитетом, как мы видели в течение более десяти лет в расследованиях МУС по Грузии и Украине до 2022 года. Но есть и другой взгляд на это, а именно: МУС и другие трибуналы действуют только тогда, когда западные государства прилагают усилия для проведения расследований. Хотя этот нарратив будет иметь резонанс среди критиков МУС, которые недовольны прогрессом в других расследованиях, он, вероятно, неполный, поскольку игнорирует переломный характер действий Прокурора.

Анжела Мудукути: «С одной стороны, это очень сильный сигнал для жертв и выживших; с другой стороны, мы должны понимать те ожидания, которые могут возникнуть, потому что это потенциально может вывести на первый план проблему, которую, как мы знаем, имеет международная система, которая заключается в том, что эти ордера на арест могут быть выполнены только в том случае, если государства сотрудничают с МУС. Из ситуации с бывшим президентом Судана Омаром аль-Баширом мы видим, что в прошлом это было сложно».

Марк Керстен: «Для многих людей «Большая пятерка» – это сокращенное название западных государств, которым удалось избежать ответственности перед МУС. Я надеюсь, что определенные сообщества и государства, особенно те, что находятся на «Глобальном Юге» – которые, возможно, не очень озабочены МУС, но всегда выступали против неравномерного распределения власти в международном праве и международных отношениях, – увидят в ордерах Прокурора реальный и весомый вызов гегемонии Совета Безопасности».

Овисо Овисо: «Это действительно меняет восприятие, поскольку доказывает, что если Офис Прокурора действительно хочет, он может расследовать «Большую пятерку». В то же время, если в ближайшее время он не предпримет никаких шагов в отношении Афганистана (в частности, в отношении предполагаемых преступлений, совершенных там американскими войсками) и Палестины, ощущение предвзятости, вероятно, останется или даже усилится, поскольку этот шаг против Путина, вероятно, будет рассматриваться как еще одно «доказательство» того, что энтузиазм МУС ограничивается лишь теми «безопасными» ситуациями, в которых непосредственно не задействована группа Западной Европы и Других стран и их союзники. Если будет быстрый прогресс по Афганистану и Палестине, то Офис Прокурора оправдает себя. Если нет, это нанесет больше вреда, чем пользы его репутации. Где же была эта скорость, энтузиазм в отношении других не менее актуальных и ужасных ситуаций, таких как Палестина, Северная Нигерия и Афганистан? Это именно та скорость и энтузиазм, которые должны быть присущи Офису Прокурора во всех сферах. Иначе это рассказывает другую, неприятную историю о том, как он распределяет приоритеты между ситуациями и жертвами».

Патрик Лабуда: «Анализ событий в Украине через призму «Глобального Севера» против «Глобального Юга» предполагает, что Украина и другие постсоветские страны бывшего «Второго мира» являются полноправными членами Глобального Севера. Это упрощенный нарратив, который игнорирует место Украины в глобальном порядке. Если бы Украина была членом НАТО или ЕС, мы бы не имели этой войны. Преступления происходят потому, что Украина не является частью западного альянса, и многие аналитики, кажется, не понимают этого».

Джеффри Лугано: «Конфликт между Россией и Украиной начался совсем недавно, но МУС уже успел провести расследование и выдать ордера на арест. Решение Офиса Прокурора не может быть отделено от консенсуса между западными государствами относительно того, что Россия является агрессором, и что МУС, или любой другой уголовный трибунал, должен обеспечить привлечение к ответственности за агрессию. Сравните это с вторжением США/запада в Ирак и Афганистан, которому уже более десяти лет: МУС действовал очень медленно, а когда Офис Прокурора пытался это сделать (по ситуации в Афганистане), мы не увидели значительной поддержки со стороны Запада. Опять же, новый прокурор Хан в сентябре 2021 года выступил с заявлением о снижении приоритетности в отношении зверств, которые якобы были совершены американцами, и все же мы не увидели подобной модели осуждения такой кричащей выборочности. А как насчет Израиля, одного из важнейших западных союзников на Ближнем Востоке? От Запада мало что исходит в плане осуждения и привлечения к ответственности за зверства, спонсируемые государством на оккупированных палестинских территориях».

Анжела Мудукути: «Из опыта прошлого мы знаем, что МУС фактически уклоняется от рассмотрения преступлений, совершенных Глобальным Севером, независимо от того, считаете ли вы это оправданным или нет. Я говорю, в частности, о поведении Америки в Афганистане, а также о поведении Великобритании в Ираке. Следовательно, существует политическая динамика, которую необходимо отслеживать».

Патрик Лабуда: «Трудно сказать. Карим Хан заявил, что использует дополнительные ресурсы, которые он получил для проведения расследований не только в Украине, но и в других странах. Это хорошая новость, но мы еще не видели никаких доказательств этого. Недавно он закрыл расследования в Центральноафриканской Республике и Грузии, что было довольно противоречиво. Безусловно, «слон в комнате» – это Палестина/Израиль. Чем дольше Прокурор будет молчать в отношении Палестины, тем более неловкой будет его позиция. Это другая наиболее актуальная проблема, с которой сталкивается Прокурор, по крайней мере в отношении общественного мнения. Он должен заняться этой проблемой».

Джеффри Лугано: «Обвинение Путина поощрит неповиновение среди государств, которые не соблюдают обязательства, таких как Филиппины, Израиль, США и другие диктаторские режимы, которые могут использовать юридические аргументы России против обвинений. Такие меры правового неуважения имеют большой вес, когда они исходят от члена «Большой пятерки».

Анжела Мудукути: «Это имеет серьезное влияние на другие ситуации, которые расследует прокурор, потому что мы видим много стремительных перемен в отношениях с Украиной, которых мы не видели в других ситуациях. Мы также видим, что появляется гораздо больше информации о расследовании в Украине, чем в других ситуациях. Это окажет давление на прокурора, чтобы он ускорил результаты других предварительных экспертиз, а также, возможно, был более коммуникабельным в этих вопросах. Многие активисты, общественные организации, потерпевшие и жертвы будут спрашивать: «А что с нашей ситуацией и где прогресс в этом вопросе?» Я думаю, что это усилит давление».

Мелани О Бриен: «Они так быстро перешли к Украине. А как насчет других стран? Я использую Мьянму в качестве примера, потому что это постоянная проблема для жертв и выживших, которые находятся в неопределенности. Почему они не настолько важны, чтобы заслуживать многочисленных визитов? Для меня это палка о двух концах».

Надежда Волкова: «Я очень на это надеюсь. Я думаю, что Карим Хан продемонстрировал, что нет необходимости создавать дополнительные органы с целью привлечения к ответственности политического руководства. И поэтому концентрация внимания должна быть другой».

Овисо Овисо: «Этот шаг вылил немало холодной воды на эти дебаты. Однако я не рассчитываю, что эти дебаты полностью угаснут, да и не должны. Преступление агрессии в этой ситуации все еще находится за пределами компетенции МУС, поэтому вопрос создания трибунала по вопросам агрессии все еще остается на повестке дня. Если уж на то пошло, то шаг Офиса Прокурора должен вдохновить Украину на более активное привлечение партнеров (в частности, Совета Европы) к дискуссии о трибунале по вопросам агрессии».