56-летний Анатолий Деревянко из села Вербовка Балаклейской общины. В материалах обвинения главный инженер Балаклейского Хлебоприемного Предприятия предстает как его самопровозглашенный руководитель во время российской оккупации Балаклеи, что на востоке Украины. Защита убеждена, что перед нами человек, который несмотря на все заботился о коллективе и берег имущество.
С мая 2023 года решение дела Деревянко было поручено Коминтерновскому райсуду Харькова. В конце января и начале февраля были заслушаны свидетели. Внимание медиа к такому мелкому делу удивляет и прокурора, и защитника. Но ни они, ни обвиняемый, не возражают против присутствия журналиста. Анатолий Деревянко соглашается на фотосъемку до прихода судьи, хотя говорит, что не в лучшей форме для фото.
«Никто меня не заставлял»
Анатолий Деревянко работал на Балаклейском Хлебоприемном Предприятии (ХПП) с 2000-х. Во время российской оккупации, длившейся с марта по сентябрь 2022, не уехал. После того, как предприятие покинул руководитель, главный инженер продолжал ходить на работу. Так же поступали и некоторые другие работники. На хранении в элеваторе оставалось зерно. В состав агрохолдинга из орбиты «Мегабанка» (признан неплатежеспособным в июне 2022 года, находится на стадии ликвидации), кроме элеватора, входили хлебозавод и мельница.
«Была нормальная работа для сохранения материальных ценностей предприятия, для обеспечения коллектива, можно так сказать, гуманитарной помощью, заработной платой, – рассказывает Деревянко суду. – Но все это было в рамках украинского, насколько я понимаю, законодательства. Никакого сотрудничества с Российской Федерацией не было. Никто меня не заставлял. Руководство все уехало, предприятие было заброшенным, но люди были, люди работали».
«Нужно было как-то выживать»
Коллеги Анатолия Деревянко теперь проходят свидетелями по делу. Некоторых, по запросу стороны обвинения, уже заслушали на заседаниях в Харькове. Первой на вопрос прокурора отвечает инженер по охране труда Лариса Назаренко. Говорит, что не выехала из Балаклеи из-за пожилых родителей, которые боялись мародерства.
«Скажите, пожалуйста, вы продолжили работать во время оккупации на Балаклейском ХПП?» – спрашивает прокурор.
«Там только по собственной инициативе находились несколько ребят, которые, скажем так, закрывали ворота и хранили зерно, – отвечает Назаренко. – Рядом у нас был новый баночный элеватор, он был разграблен людьми. Нашими людьми, украинскими! А наши ребята, работники элеватора, по собственной инициативе хранили имущество весь этот период. Я лично до 19 июля там не появлялась».
Тем временем оккупанты планировали возобновить работу элеватора по своим порядкам. Слухи о возможном запуске предприятия дошли и до Ларисы Назаренко. В этом она увидела шанс прокормить семью.
«Те деньги, которые у меня остались на карте, были заблокированы, – продолжает Назаренко. – Жили одним днем. Мы понимали, что нам надо как-то протянуть, и нам, и нашим семьям. Мы не знали, когда нас освободят, нужно было как-то выживать. А для этого нам надо было где-то найти деньги».
Она вспоминает первый приезд на элеватор.
«Там у нас дерево черешни очень большое. Я рвала черешню и продавала по баночке для того, чтобы купить какие-то вещи, чтобы сварить суп или борщ. Я не верила в начало войны и не запасалась, как кто-то правильно делал: гречкой, солью и так далее. Я жила от зарплаты до зарплаты. Потом по «сарафанному радио» дошло до нас, что будут открывать».
«Я вышла на элеватор для того, чтобы заработать какую-то банку тушенки, – говорит Назаренко. – Дело шло в зиму, мы понимали, что будет нелегко. Один раз мы пришли все. Приехал представитель, скажем так, Российской Федерации, с какими-то помощниками. Он что-то нам рассказал, что элеватор будет когда-то запущен. И вообще они не понимали, что с ним делать, как оно будет и что будет, и предлагали нам выйти на работу».
«Он был главным в нашей банде»
Назаренко называет еще один мотив прихода на элеватор. В одном из его помещений работал интернет, а ее сыну-выпускнику нужно было дистанционно поступать в вуз по упрощенному порядку для абитуриентов в оккупации без сдачи ВНО. «Возник вопрос, где взять интернет, для того, чтобы это сделать. У нас на элеваторе был хороший 4G- интернет. И это как раз совпало со временем поступления», – вспоминает она.
«Мы все были, знаете, как одна семья, – продолжает она. – Мы делали все, что было необходимо. Мы приходили и уходили. И слава Богу, что нас не убили. У нас обязанностей как таковых не было. Мы были сами по себе. Хранили то, что у нас осталось в элеваторе. Какие-то склады заваривали, чтобы не украли. И он [Деревянко] как бы был главный в нашей банде», – говорит Назаренко.
Этих слов как раз и ждал прокурор.
«Вы в своих показаниях примерно так указали, как доложили сейчас суду, что Деревянко Анатолий Иванович взял власть в свои руки, то есть начал руководить. Это соответствует действительности? Вот я зачитал ваши показания».
«Ну, опять-таки, он мне не давал никаких заданий. И он с меня не спрашивал. Я же говорю, мы были одной семьей. Как ровня, – отвечает Назаренко. – Да, мы где-то между собой понимали, что он у нас главный, или не главный. Мы не считали это работой».
« Он проукраинский, один из нас»
Защитника Деревянко интересует, работало ли Балаклейское ХПП с российскими предпринимателями или военными.
«Нет, ни разу я не видела Анатолия Ивановича с российскими военными. Он только на благо нашего предприятия, только с украинцами. Он проукраинский, один из нас. Никогда в жизни я не поверю, что он коллаборант», – говорит Назаренко.
За стеклянным заграждением улыбается Анатолий Деревянко.
Свидетель Александр Глоба машет в экран из Балаклейского райсуда. Так он здоровается с участниками процесса в начале допроса. Однако индивидуальный предприниматель из Балаклейщины немногословен. Прокурору приходится вытягивать ответы из свидетеля.
Летом 2022 года Александр Глоба отдал на хранение в элеватор Балаклейского ХПП урожай.
«У меня не было помещения для хранения. Мне на два месяца нужно было сдать его куда-то», – объясняет он.
Прокурор ссылается на документ, где указано, что предприниматель заключил с ХПП договор 3 августа 2022 года.
«Ну, значит, 3-го», – соглашается Глоба.
Прокурора интересуют детали сделки: кто подписывал договор и на каких основаниях.
«Ну, видимо, директор или кто там. Знаю ли я, кто там был? Мне офисные девушки договор давали».
Глоба говорит, что не видел, кто подписал соглашение со стороны Балаклейского ХПП.
– Следователь вам задавал вопрос на досудебном расследовании: где именно и кто присутствовал при подписании этого договора? Вы пишете о том, что вы поднялись в кабинет Деревянко, он лично подписал вам этот договор. А сейчас вы фактически меняете свои показания, – говорит прокурор.
– Я вам говорю, что мне девушки его дали! Деревянко там не было.
Не упомянул Александр Глоба и на каком языке составляли договор.
– Вы с оккупационными властями не сотрудничали, верно? – спрашивает представитель защиты.
– Нет, конечно, нет.
– Вы когда сдавали зерно, были ли военнослужащие на территории?
– Нет, никого не было.
– А российская символика?
– Не видел, даже не помню, но я думаю, не было.
После деоккупации фермеры получили обратно свое зерно
Защитник обвиняемого Сергей Чуб говорит, что из допрошенных на данный момент свидетелей обвинения никто не подтвердил сотрудничество Анатолия Деревянко с оккупационными властями.
«Они все подтверждают тот факт, что работники, которые вышли на предприятие, выходили только с одной целью – сохранение имущества. Руководитель предприятия, как он сказал, на него оказали давление и он покинул предприятие, работники остались сами по себе. Они знали, что если они не выйдут, не организуют охрану, какую-то жизнедеятельность предприятия, его разграбят. Те предприниматели привозили туда зерно не с целью того, чтобы россиянам передать или с целью какой-то хозяйственной деятельности. Они привозили потому, что других мест для хранения не было», – говорит защитник.
«Зерно принимали от украинских фермеров, все сохранили. И после деоккупации его фермеры получили обратно. Это небольшие объемы, всего 500 тонн. Но то, что было с прошлых урожаев, были объемы большие, они все были сохранены», – сказал МедиаПорту обвиняемый.
«Документы подписывались на русском?»
«Подписывали договоры с фермерами, у которых мы брали на хранение зерно. С российской стороной никаких договоров не заключалось. Это были украинские договоры, те же, что в прошлые годы. Конечно, перевели на русский язык, потому что для проезда так было лучше для фермеров», – говорит Деревянко.
На вопрос, как в целом воспринимает обвинения, Анатолий Деревянко отвечает: «Думаю, суд разберется. Надеюсь».
Харьковский суд продолжает заслушивать свидетелей по этому делу.
Этот репортаж входит в цикл публикаций о правосудии по военным преступлениям и подготовлен в партнерстве с украинскими журналистами. Первая версия этой статьи была опубликована на новостном сайте "Mediaport" website.
