На западе России Северный окружной военный суд Ростова-на-Дону завершает судебный процесс над 22 украинскими военнопленными, предполагаемыми членами полка «Азов», часть из которых была обменяна, очевидно, без ведома суда. Их обвиняют в членстве в террористической организации и «насильственном захвате власти». «Азов» с ноября 2014 года является официальным военным формированием Национальной гвардии Украины. Однако в августе 2022 года Верховный суд России признал «Азов» террористической организацией.
Среди подсудимых двое уроженцев Черниговщины: 45-летний Александр Ирха из Новгорода-Северского и 44-летний Олег Мижгородский из Городни. Прокурор попросил 21 год тюрьмы для Ирхи и 22 года заключения для Мижгородского. Ирха с 2015 по 2020 служил в «Азове» механиком-водителем. Затем работал на металлобазе. Жил в Мариуполе. В апреле 2022 года город оккупировали. Александра забрали на фильтрацию [россияне создали «фильтрационные лагеря», где захваченные украинцы, военные и гражданские, проходят процесс «проверки» – татуировки, телефоны, документы и т.д.]. Потом его взяли под стражу.
«Мы в аду, доедаем морковь и свеклу»
Мижгородский на время захвата в плен тоже был гражданским. «Раньше Олег жил в Чернигове. Работал, развозил разные товары, – рассказывает «Вестнику Ч» 36-летняя Ирина Киричанская, сестра. – В 2015 году прошел АТО [Антитеррористическая операция, нацеленная на возвращение оккупированных украинских территорий Донецкой и Луганской областей]. В 2016-м заключил контракт и служил водителем в полку «Азов». Впоследствии отвечал за материальное обеспечение. В Донецкой области познакомился со второй женой. У нее двое сыновей. Захотели девочку. Решили удочерить. Когда нашли 12-летнюю Наташу, выяснилось, что у нее есть еще пятилетний братик Слава. Он с инвалидностью, проблемы с почками. Решили не разлучать детей и взяли обоих. А потом родился Саша, ему сейчас четыре года. 30 августа 2021 года у брата закончился контракт», – вспоминает она.
«Жила их семья хорошо, в частном доме в Мариуполе. 24 февраля 2022 года [когда началось российское полномасштабное вторжение] говорила с братом. Он сказал: “Разговаривал со знакомыми военными, заверили: через десять дней все закончится. И все должно быть хорошо”. Еще раз говорила с Олегом 14 марта. “Ира, мы в аду. Нет еды, воды, света, – сказал он. – Нас бомбят со всех сторон. В дом прямое попадание. Сидим в погребе, доедаем морковь и свеклу”». Она сообщила ему, что у него родилась племянница. «Плакал от радости», – вспоминает Ирина.
«Здравствуйте, ваш брат задержан»
«10 апреля мне на телефон пришло сообщение: “Здравствуйте, ваш брат Мижгородский Олег Дмитриевич задержан [...], он в Донецке. Следователь”. Номер телефона российский. Сколько ни набирала, никто не отвечал, – продолжает сестра. – Уже потом от жены брата узнала, что из погреба они с детьми перешли жить к знакомым. 31 марта на той улице была зачистка. ДНРовцы [из Донецка] зашли во двор. При детях надели Олегу мешок на голову и повели. Его кто-то сдал. Местные же раньше видели Олега в военной форме. А то, что уже семь месяцев как уволился из армии, никого не интересовало».
«Через некоторое время сообщили, что его якобы расстреляли. Жена не знала, что делать. Родители и я были в отчаянии, пошли в полицию. Мать звонила на горячую линию Национального информационного бюро по вопросам военнопленных, пропавших без вести. Обращались в Координационный штаб по вопросам обращения с военнопленными, «Красный Крест», все организации, которые только могли нам хоть как-то помочь. Но получали один и тот же ответ: “Нет доказательств. Где видео, где фото?”.
Мы разыскивали Олега среди живых и среди погибших. За это время мать-пенсионерка научилась пользоваться интернетом, искать информацию в социальных сетях. К поискам присоединилась и дочь Олега от первого брака. Даже к ясновидящим обращались. Они сходились на том, что жив, но ему очень тяжело, тяжелобольной».
Гангрена, сломанные ребра и вывихнутая рука
«Вдруг в августе [2022] Олег позвонил жене. Она сначала не узнала его голос. Сообщил, что в донецком СИЗО. Ежедневные допросы с пытками – это ужасно. Весь сине-желтый от синяков. Чувствует себя плохо», – продолжает Ирина Киричанская.
«В прошлом году, 14 июня так называемый суд над «азовцами» начался. 28 июня в интернете я наткнулась на видео из зала того суда. Пленники за решеткой выглядели истощенными, как будто их привезли из концлагеря. Не узнала брата. Поняла, что это он, когда себя назвал. До войны Олег весил 115 килограммов, теперь осталось где-то 50. Нога забинтована, исхудавший.
Удалось связаться с российским адвокатом Олега. Тот рассказал, что у брата началась гангрена, сломаны ребра, вывихнута рука. Ходит на костылях, потому что нога в очень плохом состоянии. Из судебного зала его забрали с высокой температурой. Я сделала фото из того видео».
Красный Крест: «Мы не имеем влияния на обмены»
«Мы по-новому начали обращаться во все инстанции. В Координационном штабе сказали: “Сторона агрессор не предоставляет подтверждение”. Пока не будет списка с той стороны с печатью, до тех пор ему не предоставят статус военнопленного. В «Красном Кресте» ответили: “Мы не имеем влияния на обмены. Ничем не можем помочь”», – объясняет Киричанская.
Через адвоката Олег передал крошечный клочок бумаги, где написал, что держится ради детей, ради них выжил. И попросил карманную Библию. Адвокат сфотографировал ту записку и переслал его жене. «Брат вспомнил все молитвы, которым научила его мать. Он же маленьким, бывало, ходил с ней в церковь. Представляете, насколько ему там тяжело. И матери нелегко – она на расстоянии чувствует его страдания. Бывает, проснется среди ночи от того, что и душа, и тело болят».
«Только в марте нынешнего года Олегу поменяли статус с “без вести пропавший” на “плен”. Написали: “гражданский”, с пометкой “бывший военный”. В Координационном штабе сообщили, что брат уже есть в списках на обмен».
«Жена с детьми сейчас в Мариуполе. Работает на двух работах уборщицей. Посылки ему передает. Состояние Олега по сравнению с тем, что было год назад, немножко улучшилось. Уже не такая ужасная обстановка, как в донецком СИЗО, где были нечеловеческие условия и избивали. Брата перевезли в Ростов-на-Дону. Сначала в первый следственный изолятор, потом в пятый. Сейчас только конвоиры могут ударить, если отстаешь. А ему ведь тяжело ходить», – вздыхает сестра.
«Олега суд не слышит. Возможно, что-то изменится во время дебатов. 13 сентября во время очередного обмена в Украину вернули девять женщин, которых судили по одному делу с Олегом. Почти два года назад – двух мужчин. Так что надежда есть. Живем этой надеждой и молимся за спасение Олега», – говорит она.
Как их можно вернуть?
«В тех условиях, в которых они находятся, после пыток люди признаются даже в том, чего не делали, – говорит Елена Белячкова, координатор групп семей военнопленных и пропавших без вести «Медийная инициатива за права человека». – Таким образом россияне фабрикуют дела и проводят показательные судилища. Заставляют давать ложные показания. России нужно на кого-то возложить ответственность за свои преступления и убийства мирного населения в Мариуполе. Поэтому возвращение таких пленных – процесс самый сложный».
«В 2014 году в начале антитеррористической операции были в основном полевые обмены, когда командиры договаривались. Однако со временем все перешло на государственный уровень. Подразделение «Азов» Россия признала террористической организацией. Поэтому обмен азовцев самый тяжелый. Судебные процессы длятся долго и ясно, что вряд ли приговоры будут оправдательными. Пленным говорят: “Признайте вину, вас скорее осудят, а потом обменяют”. На самом же деле до 13 сентября нынешнего года обменяли только двоих, которым были вынесены приговоры. Других этапируют в колонии для отбывания наказания», – отмечает она.
«Во время обмена 13 сентября удалось освободить 13 женщин и 5 мужчин, которые находились под следствием или судом, или получили приговоры по сфабрикованным в отношении них фейковым делам, – отметили в Координационном штабе по вопросам обращения с военнопленными. – Процессы обмена сложные. В частности, защитников Мариуполя и «Азовстали». Мы делаем все возможное, чтобы каждый и каждая вернулись домой».
Координационный штаб сообщает, что обмены происходят при содействии третьих стран – Объединенных Арабских Эмиратов или Турции, относительно детей – Катара. «Сейчас, по моему мнению, именно привлечение третьих стран и международных партнеров дает возможность проводить обмены», – говорит Белячкова.
Этот репортаж входит в цикл публикаций о правосудии по военным преступлениям и подготовлен в партнерстве с украинскими журналистами. Первая версия этой статьи была опубликована на новостном сайте "Visnyk Ch".
